Молодой врач в отделении наркологии нацарапал свою подпись на рецепте.
– Примешь в последний раз метадон – и возвращайся через сорок восемь часов, – сказал он. – Будет трудно, парень. Но знай, что будет в тысячу раз хуже, если не сделаешь так, как я говорю. Уяснил?
Наконец-то мои консультанты и доктора согласились, что я был готов сделать последний шаг к жизни без наркотиков. Мне выдали рецепт на метадон, которым я заменял героин, а через сорок восемь часов я получу от врача уже куда менее сильный препарат, субутекс. Он поможет избавиться от зависимости окончательно.
– У тебя будет сильная ломка, парень, – предупредил меня консультант, – тебе придется честно дождаться момента, когда симптомы станут по-настоящему невыносимыми – и только тогда ты придешь к нам за субутексом. Ты хорошо меня понял? Так, и только так. Если сделаешь по-другому – усугубишь свое состояние.
Я был уверен, что выдержу. Это мне было просто необходимо.
Я и без того уже спустил в унитаз десять лет своей жизни. Когда принимаешь наркотики, ты теряешь реальное восприятие действительности. Ты начинаешь вспоминать, какой сегодня день, только когда тебе нужна очередная доза. А до этого тебе на все наплевать. И я больше не хотел такой жизни. Довольно.
В конце концов, у меня был мой Боб. О нем и надо теперь заботиться.
Как обычно, кота я в клинику с собой не взял. Гордиться той жизнью, от которой я убегал, не приходилось. Зачем Бобу знать о таком?
Он очень обрадовался моему возвращению еще и потому, что у меня были полные сумки из супермаркета – надо же нам было как-то продержаться эти два дня. Всякий, кто прошел через отказ от наркотиков, знает, о чем я. Первые сорок восемь часов – это ад. Облегчить состояние можно в том случае, если переключить свое внимание на что-то. И как я был рад, что теперь у меня был Боб!
В обед мы устроились у телевизора, перекусили и стали ждать.
Действие метадона продолжалось еще около двадцати часов, так что первая половина дня оказалась легкой. Мы с Бобом поиграли, подурачились и ненадолго вышли на улицу погулять. Потом я поиграл в древнюю версию «Halo-2» на своей видавшей виды приставке. Пока что все шло прекрасно, но, понятно, долго так быть не могло.
Первые симптомы ломки начали проявляться через двадцать четыре часа после финального приема метадона. Восемь часов спустя меня прошиб пот, меня скручивало, как белье, из которого выжимают воду. Была как раз середина ночи. По идее, я должен был спать. Я вырубался на короткое время, но мне все казалось, что я не сплю.
Мне снилось, что я пытаюсь принять героин, но что-то все время выходило не так в самый последний момент. Мое тело прекрасно знало, что наркотика не получит, и где-то глубоко в моем бедном мозгу шла нешуточная битва добра со злом.
Переход с героина на метадон сколько-то лет назад не был таким болезненным. Опыт, полученный мной тогда, сильно отличался от моего теперешнего состояния.
Наутро у меня дико раскалывалась голова, почти как при мигрени; меня раздражал любой шум и свет. Я попытался было посидеть в темноте, но тогда меня начали одолевать галлюцинации. Еще хуже. Получался какой-то замкнутый круг.
Моим спасением был Боб.
Казалось, он читал мои мысли. Он знал, что нужен мне, и всегда был поблизости. Он понимал, что я чувствую себя плохо.
Иногда я вырубался, и он подходил ко мне и наклонялся мордочкой к моему лицу, близко-близко, он словно бы говорил мне:
– Ты уж держись, дружище, ведь я-то рядом.
В другое время он просто сидел со мной и мурчал, и терся об меня. Вылизывал мне лицо, снова и снова. Он был моим якорем, связью с реальностью.
Его действительно будто Бог мне послал – и не только из-за его участия. О нем же нужно было заботиться, кормить. Пойти на кухню, открыть пакетик с едой, выложить в миску – мне были жизненно необходимы вот такие простые действия, они вытаскивали меня из кошмара. Спускаться с ним во двор я, конечно, не мог, но, когда я приоткрыл ему дверь, он выскочил и вернулся буквально через пару минут. Он явно не хотел оставлять меня одного.
Наутро мне стало полегче. Мы с Бобом поиграли часок или два, а после я даже немного почитал. Было трудно, но чтение занимало мои мысли. Я читал одну документальную книгу о том, как морские пехотинцы спасали собак в Афганистане.
Приятно было думать, что у кого-то такое интересное и благородное занятие.
Однако после полудня второго дня симптомы стали просто невыносимыми. Хуже всего оказались физические проявления – мои ноги стали бить воздух и дергаться совершенно помимо моей воли. Я так пинался, что даже напугал Боба. Он покосился на меня весьма странно, но все-таки не ушел.
Та ночь была самой худшей. Телевизор смотреть я не мог: любой свет и шум раздражали меня. Мысли путались, о чем я только ни думал.
Меня то бросало в жар, словно я горел адским огнем, то меня охватывал ледяной холод. Я то обливался потом, то вдруг меня начинало колотить от холода. И все время, все время я брыкался, как лошадь.
Казалось, это состояние никогда не пройдет.
Я понял, отчего так много людей не в состоянии избавиться от наркозависимости. Я видел – и даже ощущал запах – парков и переходов, где проводил ночи, хостелов, где я натурально боялся за свою жизнь, я наяву видел страшные, мерзкие вещи, которые совершал в поисках дозы. Я с предельной ясностью видел, как наркотики разрушили мою жизнь.